Нет, ну я не собиралась, конечно, сдавать эти оскорбительные экзамены и сидеть за унизительной партой, пусть бы даже моя богатая подружка и оплатила школу дракулизма. Позор поруганных седин оплатить нельзя, в смысле материально компенсировать. А если честно, я просто опасалась не сдержать смех и вызвать гнев маэстро Вурдалака. Есть у меня такая болезнь —смеяться ни к селу, ни к городу. Патологическое чувство юмора на фоне специфического эстетического чувства. Недавно, к примеру, я едва не захлебнулась в ванной, прочитав на шампуне, а это еще одно мое извращение — внимательно читать все подряд, «шелковая гладь волос может манить сильнее бездонного моря. Чтобы жизнь Ваших волос стала похожа на сказку, наша лаборатория разработала этот препарат». Я попыталась представить себе человека, которого манит бездонное море, представился танатофил, потом вообразила себе препарат, превращающий танатофила в фетишиста, которого манит гладь волос, и от смеха едва сама не стала русалкой, в которых, говорят, превращаются души утопленниц. К сожалению, ни Максимов в своей «Нечистой силе», ни Орлов в своей «Истории сношений с дьяволом» не уточняли, превращаются ли в русалок души женщин, захлебнувшихся в ванной от смеха. И если я предпочла бы избежать знакомства с автором кислотного слогана: «жизнь волос, похожая на сказку», слушать лекции дракулиста я тем более побаивалась. А ну как скажет что-нибудь такое же шикарное? Куда мне тогда со своим приступом идиотского смеха?
За партой, короче говоря, я сидеть не собиралась, но на экзамены пришла. А где еще я могла бы встретить маэстро? На Лысую гору я не летаю, потому что мало пью, по кладбищам ночью не брожу, потому что суеверна, в специальных клубах для вампиров не тусуюсь, потому что брезглива, на их сайты в интернете не хожу, потому что лень. Короче говоря, человек я совершенно оторванный от вамп-социума и внешне не отличу фрика или гота от вампира, вышедшего из тени. Зато! Я всегда узнаю вампира в деле. Даже теневого, то есть внешне невзрачного, как обычный гражданин, без татуированных трупных пятен, красных линз и прочих вамп-атрибутов. Теневые вампиры отличаются от модных тем же самым, чем отличаются теневые масоны от светского кружка розенкрейцеров или теневые политики от светских клоунов. Первые делают работу, вторые — отвлекают на себя внимание масс. В этом смысле, вампиры, вышедшие из тени, действительно ничем не отличаются от фриков и готов. Они тусуются в клубах и обмениваются сувенирными склянками с кровью, вживляют в десны клыки и спят в гробах, создают вамп-культуру и вамп-искусство, а настоящие вампиры в это время тихо сосут кровь. В тени. Под шумок карнавала.
Вот, собственно, почему я с таким скептицизмом отношусь к подобным школам. Вамп — искусство чернокнижное, как всякая магия — эзотерическое, то есть тайное. Конечно, нет способа лучше спрятать, чем положить на видное место. Может быть, за шарлатанской вывеской скрывается от глаз инквизиторов настоящее знание. Возможно. И деньги за обучение маг может брать, пусть даже у него самого — безлимитный кредит, неразменная банкнота и саламандры на побегушках. Плата за обучение часто берется магами в целях ритуала. То же самое касается объявлений в газету. С одной стороны это, конечно, клюква. С другой стороны, действия мага слабо поддаются анализу. Маги потому и выглядят как шуты или сумасшедшие, потому что у магов и людей разные понятия о том, что серьезно. Магу, например, может быть уморительна серьезность, с которой люди выбирают головные уборы. В то же время маг может зарыдать, увидев, что с куста облетел последний лист. Может быть, какой-то маг и даст объявление в газету, решив найти учеников. Кто знает? Однако конкурсный отбор в любом случае должен выглядеть по-дурацки.
И действительно. В приемной не было, на чем сидеть, и бедным будущим вампам, нарядившимся по случаю конкурса в шикарные туалеты, приходилось стоять у стен, как неприкаянным душам голодных духов у стен чистилища. Либо садиться на ковер. Собственно, этим «либо» воспользовалась сначала только я. А потом, помявшись, глядя на меня, рядом аккуратно присела еще одна девушка, в малиновом платье с малиновой помадой на губах. Девушки, косящие в прямом и переносном смысле под японских гейш, обносили конкурсанток подносом с рюмками и конвертами с заданиями. В рюмке, которую дали мне, была вода, крашенная в молочный цвет, а в конверте листок чистой бумаги и карандаш. Моей малиновой соседке тоже дали конверт и рюмку с рыжеватым напитком. Я заглянула в ее задание и увидела такой же чистый лист. «Тьфу», — сказала я, а потом добавила нецензурное. Малиновая девушка вздрогнула и недоуменно посмотрела на меня. «Здрасте, — сказала я ей. — Как поживаете?» Девушка отодвинулась от меня подальше и отодвинула край малинового платья. Видимо я смотрелась совсем дико в рваных джинсах, на полу, среди культурно стоящих, строгих, празднично одетых женщин, торжественно пришедших на курсы повышения своей сексуальной привлекательности. «У Вас в рюмке тоже вода с красителем?» — спросила я малиновую соседку. «Нет, — сказала она. — Здесь дают воду с каплей растворенного напитка. Нужно понять на вкус и на запах, капля чего растворена в воде». «Хм, — сказала я. — Думаете им важно проверить острый нюх и вкус? Это ведь не курсы ищеек при собачьем питомнике. Скорее им нужно проверить внушаемость. Во всех рюмках вода. И безвкусный краситель». Девушка посмотрела на меня с удивлением. «А что значит чистый лист и карандаш? — спросила она. — Что нужно написать и нарисовать?» «А что просили?» «Ничего» «Значит не надо ничего ни писать, ни рисовать, — сказала я. — Еще чего не хватало. Почему нужно писать или рисовать, увидев бумагу и карандаш? Это что-то нервное. Или сильная зависимость от клише» «Как интересно, — сказала малиновая девушка. — Так может следовало прийти на конкурс в старых джинсах, как Вы? Зачем я подчинилась клише и надела платье?» «Не знаю зачем подчинились, — сказала я. — Например я пришла в джинсах».
«Это очень остроумно — рваные джинсы», — сказала мне хозяйка школы, встретив меня в своем кабинете. О да, это оказалась она, а не он. Не дядька, а тетка. Не маэстро Вурдалак, а госпожа Вурдалачка. Это была дама неопределенного возраста. Ей можно было дать уставшие сорок, а можно было отдохнувшие пятьдесят. Или даже шестьдесят или семьдесят после пластики. Или пятьсот после трансформации Ци. Даосские каноны Пин Цзин описывали Гуй Сянь, людей, преданных Дао, но не накопивших достаточно Дэ, и блуждающих после смерти в виде демонов в образе лисиц и старых женщин. Передо мной стоял вылитый Гуй Сянь и рассматривал мои джинсы. «Ничего остроумного, — сказала я ей. — Если в моде вампиры и прочая нечисть, чего удивляться деструктивным тенденциям в одежде. Можно подумать Вы проснулись в своем склепе первый раз за двести лет и не видели рваных джинсов». «А Вы дерзкая, — радостно сказала дама. — Я таких люблю. Вы из Леты?» «Я из осени» Дама задумалась. «Осень — это чье? — спросила она. — Как раньше называлось?»
В это время в кабинет вошла гейша и учтиво принесла на подносе две маленькие рюмки с напитками красного цвета. «Угощайтесь» — сказала директриса. «Стильно, — подумала я, беря рюмку в руку. — Школа вампов. Ярко-красный гранатовый сок в маленьких рюмках». Я глотнула из рюмки напиток и едва не поперхнулась. Это была кровь. Самая настоящая. Соленая и теплая, довольно густая. Я выплюнула кровь на пол. Директор внимательно посмотрела на меня. «Без паники, — сказала она. — Это телячья. Резко повышает гемоглобин. И… общую энергетику». Потом директор сняла трубку с телефона. «Зайдите ко мне, — сказала она. — Здесь девушку надо проводить. Она заблудилась».
Охранник молча проводил меня, вывел на крыльцо особняка и закрыл за мной дверь. «Кажется, она меня выгнала, — подумала я. — Тьфу. Кровососка». Я ступила с крыльца в траву и пошла вокруг особняка. В окнах я видела аудитории, напоминающие школьные классы. За партами сидели женщины. Окна были закрыты, и суть уроков была мне не слышна. Одно окно было слегка приоткрыто. Я увидела балетный зал и девушку, по всей видимости, хореографа, растягивающую у станка мышцы ног. «Плисецкая!! — позвала я ее неожиданно для самой себя. — Иди сюда, иди сюда. Плисецкая!» Хореограф подошла и открыла окно. «Привет, — сказала я быстро и протянула ей руку. — Слушай, я новый препод. Из Лета. Опоздала на час. Неудобно перед директрисой. Можно я через окно влезу?? Не хочу у охраны светиться» Хореограф изумленно посмотрела на меня. Но я уже подтянулась и почти полностью залезла в окно. Не толкать же ей было меня обратно, правда? Ей пришлось даже помочь мне, вежливо поддержав за локоть. Я схватила ее в объятья и обняла как дорогого сердцу фронтового товарища. «Спасибо тебе, спасибо, — торопливо сказала я. — Не выдавай меня, ладно? Никому не говори, во сколько я пришла». Хореограф кивнула. «Тоже мне, вампы, — подумала я. — Простофили какие-то. Жалко смотреть» Я открыла дверь балетного зала и вышла в коридор. Мне предстояла прогулка по школе. Волнительная и, возможно, опасная. Как знать, не наткнусь ли я на комнату, где любопытные девушки, вроде меня, валяются обескровленные и безголовые на полу в большом количестве, хаотично, вперемешку с собственными отрубленными головами. Как в замке Синей Бороды.
Продолжение в следующем номере
© Марина Комиссарова
© 2009—2023 Марина Комиссарова