main contact

«Эгоист generation», ноябрь 2006, рубрика «Другое я»

Жертвоприношение—3

Но мне, совершенно не хотелось слоняться по пустому коридору этой бесовской школы долго. Во-первых, малопродуктивно в познавательном смысле. Во-вторых, небезопасно. Не в том смысле, что я боюсь вампиров, вурдалаков и упырей, а просто не входило это в мои планы: опять быть отловленной и выставленной вон. Я и так себя чувствовала этой самой, которую — в дверь, а она — в окно. Нельзя сказать, чтобы у меня были комплексы. Но человек я все-таки приличный. По крайней мере, в быту. Так вот. Идя по коридору в неизвестном направлении, трудно сделать деловито озабоченную мину и придать своей походке бодрую торопливость на случай, если какой-нибудь преподаватель вынырнет тебе навстречу. С другой стороны, открывать первую попавшуюся дверь и ломиться в аудиторию тем более глупо. Что бы я сказала в таком случае? «Здрасте, можно я поприсутствую на уроке, я из гороно, с проверкой» Вот когда я пожалела, что надела рваные джинсы, а не солидный костюм. Впрочем, у меня нет ни одного солидного костюма. На самом солидном, на спине пиджака вышита голая тетка со стразами вместо сосков.
Надо пойти в буфет, подумала я. Должно же быть в такой пафосной школе место, где преподаватели едят. Хоть они и вампиры, конечно, а все же вряд ли могут позволить себе питаться исключительно человеческой кровью. От правоохранительных органов устанешь откупаться. Скорее всего, в директорском кабинете мне действительно поднесли рюмку телячьей крови. И зачем я стала плеваться, как последняя ханжа? Нормальная вещь — кровь. Можно сказать, естественная. И полезная конечно же. Даже детям дают гематоген, сделанный из крови. Не говоря уже о народах севера, которые хлещут оленью кровь и поэтому не мерзнут. Кстати, не секрет, что ханжество, как и любые табу, всего лишь санитарно-гигиенический патруль цивилизации. Библейский запрет на прелюбодеяния, введенный Моисеем — санитарная мера во время эпидемии гонореи в Азии, через которую шли евреи в свою Обетованную. То же самое касается свинины. Вполне возможно, что даже у индусов, коровы не просто священны, а еще были в древности особенно подвержены заражению в силу жарких климатических условий, и поэтому их нельзя было есть. Они ведь вообще вегетарианцы, эти индусы, и это не случайно. Даже самое священное животное вполне можно слопать, обставив это дело как священное причастие, ведь причащаются христиане, поедая просвирки — символическую плоть Христа. Как это там, кажется у Гейне, про индуса: «Худеет царь Висвамитра. Утратил сон и покой. Он хочет корову Васишты добыть постом и войной. О мудрый царь Висвамитра. Какой же ты бык тупой! Ну стоит из-за коровы поститься и рваться в бой?» Короче. Кровь не принято пить потому, что из нее безопаснее делать колбасу. Обрабатывать, короче, кулинарно, а не лакать сырой. В целях санитарной безопасности, а не с точки зрения морально-нравственной брезгливости. Какая уж тут брезгливость у нас, у существ, которые обгладывают куриные кости с видом счастливых динозавров.
Дойдя в состоянии такого массированного аутотренинга (чтобы в случае чего не плеваться, как в кабинете директора, и не выдать себя) по лестнице до самого нижнего этажа, я остановилась. Почему я решила, что буфет находится внизу? Если это не серьезная кухня с котлами и холодильными камерами, а легкомысленная кафешка с привозными пирожками, буфет вполне может располагаться на любом этаже, и совсем не обязательно на нижнем. Я остановилась и… услышала. Нет, я сначала услышала, а потом остановилась. Где-то что-то рубили. От звуков топора, разрубающего что-то твердое, мне стало не по себе, особенно в контексте всего пережитого. Я попыталась встряхнуться и отбросить свою предвзятость и мнительность в сторону, то есть как бы забыть, где я нахожусь и чем меня угощала директор, и воспринять звуки объективно. Но увы. «В лесу раздавался топор дровосека…» А что, у отца-то большая семья? Или как там, про отца… «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» От этих ассоциаций мне стало дурно, и я села на ступеньку.
Когда человеку становится дурно, нравственные проблемы перестают его волновать. Как и метафизические. Просидев некоторое время и отрешенно послушав звуки топора, разрубающего чей-то труп, я совсем уже перестала стесняться мысли, что меня поймают и выгонят, даже наоборот, я стала думать, что было бы неплохо схватить под руки двух простых охранников, таких нормальных, человеческих охранников, чтобы они проводили меня до выхода… И вдруг. Я увидела маленького старикашку, поднимающегося по лестнице откуда-то снизу, то ли из подвала, то ли из-под земли, как сгорбленный гном. Старикашка был белоснежно сед, с белой бородкой и в очках, в зеленом бархатном пиджачке и клетчатых брючках, весь как будто нездешний и нетутошный, случайно забредший из другого времени. Он был похож на исхудавшего Фрейда в миниатюре, только родившегося раньше, где-нибудь в конце восемнадцатого. «Здрасте» — сказала я и чуть не добавила «добрый доктор Айболит».
«Кого ждем?» — ласково и даже как мне, грешной, показалось, кокетливо, спросил старикашка. «Вас» — сказала я. А что, у меня были варианты? «А я Вас не припомню» — проницательно заметил гном. «Глазастый, блин», — подумала я, недружелюбно глянув на его очки и вздохнула. «Я просто болела… но я каждый день звонила девочкам из группы, они мне давали список литературы…» «Да?» — почему-то обрадовался старикашка и присел рядом со мной на ступеньку. Звуки рубящего неизвестно что или известно что топора, как мне показалось, стали чуть тише. А может быть у меня от стыда за вранье заложило уши. «И какой литературы?» — глаза старикашки под очками сверкнули инфернальным блеском. «Упыри несчастные, — с тоской подумала я. — Сожрут меня, бедную» «Неужели Вы читаете литературу?» — игриво спросил старикашка. «Йес! — подумала я. — Слава рваным джинсам. Кажется меня приняли за юную идиотку» «Нет, — сказала я и честно-честно посмотрела старикашке в глаза, — Но зачет сдать очень хочется». «Какой зачет?» — спросил он.
Я расстроилась, и звуки топора стали как будто громче. Что же у меня так фигово сегодня с интуицией? А? Думала директор мужик, оказалась баба, думала гранатовый сок, оказалась кровь (телячья, будем надеяться), думала буфет, оказалось… страшно предположить что! А теперь еще этот гном в зеленом камзоле, вылитый Фрейд, можно сказать хрестоматийный профессор, или даже академик, окажется каким-нибудь…банщиком. Или не банщиком, а кем-нибудь еще более невозможным. «Да черт его знает, какой зачет, — сказала я печально. — У меня такая плохая память». «Я преподаю три дисциплины, — ласково сказал старикашка, и я тут же реабилитировала свою интуицию. — „Магия“. „Гипноз“. „Секс“ Какой предмет Вам нравится больше?» «Секс, конечно, — радостно сказала я. — По любому! А я была на одной Вашей лекции, мне так понравилось, Вы еще книгу рекомендовали, я ее купила, но забыла название…Что-то про сновидения. Там такой автор на обложке. Вылитый Вы». «Зигмунд Фройд, «Толкование сновидений», — самодовольно усмехнулся старикашка и по-фрейдовски погладил бородку, — Давайте пойдем в нашу аудиторию, милый друг».
А вот интересно, думала я, идя за ним по лестнице вверх. Ну если девушке скажут, что она похожа на Мадонну или Аллу Пугачеву, она, конечно, сразу зафанатеет, приободрится, будет учиться петь и скопирует имидж кумира, это понятно. А вот если человек, к примеру, похож на Эйнштейна? Станет ли он изучать физику? Хотя физику начинают изучать с юности, а в юности мало кто похож на популярные фотки Эйнштейна с бородой. Однако. С Фрейдом я угадала. И теперь мне предстояло вытрясти из старого упыря побольше информации об этой бесовской школе. А заодно раскрутить его на обзорную лекцию по магии. Может быть это будет что-то более приличное, чем уроки в школе, где учился Гарри Поттер?
«А Вы не знаете, чего там все время так громко рубят? — спросила я о наболевшем, когда мы свернули с лестницы на третий этаж. — Прямо рубят-рубят. И непонятно что». «А это секрет, — как-то нехорошо и плотоядно засмеялся старикашка, и мне опять поплохело. — Вот пройдете теоретический курс, и у вас начнется практика». «Практика? — переспросила я. — Нас будут учить сосать кровь?» «Что-то вроде того», — сказал старикашка и опять засмеялся как бес. Когда мы подошли к дверям аудитории, я с надеждой посмотрела в пустой коридор. Нет ли там охранничка? Моего малодушия не хватало, чтобы сбежать от старого упыря, но смелости перешагнуть порог этой подозрительной аудитории в такой сомнительной компании тоже было не много. Охранничка в коридоре не было. Ангелы никогда не прилетают, когда их зовешь. По крайней мере, если у тебя нет особых заслуг перед ними. А у меня, по всей видимости, не было.
В аудитории, куда мы вошли, горел свет и были плотно задернуты шторы. Аудитория была почти пуста и только посередине стоял большой круглый стол, накрытый зеленым сукном. На столе стоял глобус синего цвета. Впрочем, если бы на столе стоял гроб графа Дракулы, я бы не удивилась. Потому что за столом сидели…Царь, царица, они же клоп, клопица, кровососы несчастные, еще пара мерзких рож, и конечно, моя куколка-балетница, воображала, а главное — сплетница. То есть та самая Плисецкая в гимнастическом купальнике, с помощью которой я влезла в окно школы. Царицей-клопицей была директриса, конечно. А царем-клопом — директор, похожий на директрису как две капли воды. Все-таки мужик был директором школы! И я повторно реабилитировала свою интуицию. Даже жалко стало до слез, что человека с такой прекрасной интуицией, как у меня, сейчас сожрут, и светлой памяти о нем не останется. «Здравствуйте» — сказала я громко и вежливо. Старикашка подтолкнул меня в спину и закрыл аудиторию на ключ. «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте», — закивали мне рожи за столом, улыбаясь широко и приветливо и, наверное, только из приличия, не облизываясь. Я почувствовала себя бедной овечкой. Таким жаренным ягненочком с хрустящей корочкой, на большом блюде, обложенным овощами и украшенным кустиком укропа. Кустик укропа я почему-то представила себе особенно хорошо.
«Давайте знакомиться», — любезно сказал мне директор. «А вам это правда интересно?» — с сомнением спросила я. «Очень, — убежденно сказал директор. — Мы ведь совсем ничего не знаем о Вас, а Вы о нас уже кое-что знаете». «Я ничего не знаю, — горячо заверила я. — Ничего. И еще у меня провалы в памяти. Особенно на нервной почве» «А Вы не нервничайте, — сказал директор. — Вас тут никто не съест». Это прозвучало настолько неубедительно, что я нервно засмеялась. Таким дребезжащим и прерывистым смехом смеялась, наверное, тень отца Гамлета, если она вообще смеялась. От страха я забыла, как там у Шекспира. Но я во все глаза смотрела на синий глобус на столе. Это был не глобус. Это был бедный Йорик. То есть человеческий череп или его имитация с картой звездного неба. «Пижоны» — подумала я со страхом и отвращением. «Не позорься, Зоя, — сказала вдруг директриса жестко. — Тебе не идет» «Вы наверное опять меня с кем-то перепутали» — пролепетала я. Имя «Зоя» мне совсем не понравилось. Мне померещилась аллюзия на трагический подвиг Зои Космодемьянской в фашистском плену. «Меня зовут Марина» — сказала я честно. «Тебя зовут Зоя, — уверенно сказала директриса. — И ты бывшая хозяйка „Чертогов“ Мы познакомились на празднике шабаша в прошлом году. У тебя был лохматый черный парик и двойной слой грима. Но я все равно узнала тебя».
Черт бы побрал эту бывшую хозяйку «Чертогов», обреченно подумала я. Зачем она так сильно красится и носит лохматые парики? В результате, становится похожа, не пойми на кого…

Продолжение в следующем номере.

© Марина Комиссарова

Главная | Психоалхимия | Публикации | Контакт

© 2009—2023 Марина Комиссарова