«Эгоист generation», июль — август 2007, рубрика «Другое я»
Мастер миражей — 3
Продолжение. Начало в майском и июньском номерах.
Если с психологией Константину еще было более менее понятно, ну научила его Менделеева хитрой методике соблазнения женщин, он даже примерно понимал на чем она строится — на его интригующем, парадоксальном, разрушающем их привычные стереотипы поведении, то с физиологией ему было совершенно не ясно.
Что за чудесная трансформация с ним начала происходить? Он всегда был уродлив, мелок ростом, тщедушен телом и некрасив чертами лица. В юности он все время ждал, что вырастет и разовьется. Что превратится однажды из гадкого утенка в лебедя (а еще лучше в быка). Но потом смирился и решил пореже смотреть в зеркало. Сейчас он задерживался у зеркала подолгу, гримасничал и удивлялся сам на себя. Его лицо осталось некрасивым, но теперь в нем было что-то демоническое, которое хотелось разглядывать, наблюдая мимику в разных ракурсах. Чтобы понять этот эффект, Константин сфотографировался в «моментальном фото» и сравнил новые фотографии со старыми. Сердце его дрогнуло и по спине прошел холодок. Он держал в руках документальное свидетельство колдовства. На старых и новых фотках были совершенно разные люди.
У первого был мутные глаза с тяжелыми веками, то ли косящие, то ли просто расфокусированные, то ли прячущиеся куда-то с лица, уныло свисающий нос и скорбные, опущенные губы, свернутые как фантик. Лицо было настолько обиженное и несчастное, что Константин пришел в ужас от осознания того, что он смотрел этим самым лицом на женщин. Он представил, как должно было быть неловко и неудобно женщине, на которую глядит такое лицо. Особенно было страшно представить, что мужчина с таким лицом решит влюбиться в женщину и даст ей понять, что он надеется на ответ. Константин с облегчением подумал, что никому не давал этого явно понять, и сердечно себя за это поблагодарил. Даже пожал себе руку.
У второго глаза лучились и блестели. В них была то ли злая ирония, то ли насмешливое любопытство. Веки поднялись, а брови расправились, сделав выражение лица спокойным. Длинный нос теперь выглядел уверенно как у гордой птицы, расправились носогубные складки, и у него оказался красивый, даже чувственный рот. Когда он улыбался, глаза продолжали смотреть твердо и цепко, что делало улыбку слегка циничной. Рассматривая новые фотографии, Константин, со всей свойственной ему самокритикой, не мог не отметить, что такое лицо любой женщине покажется властным, вызовет любопытство, смущение или раздражение, но не оставит равнодушной.
«Менделеева, — сказал Константин в телефонную трубку. — Какое ты из меня сделала шикарное чудовище!» Менделеева помолчала, а потом зевнула. По ночам она писала диссертацию и поэтому хронически не высыпалась. «Мы все чудовища, — сказала она. — Когда с нас спадает налет отчаянного самолюбования, подо всей этой шелухой оказывается разная жуть» «Странно, — сказал Константин. — Я никогда собой не любовался раньше, а теперь наоборот. Пожалуй, мне будет трудно считать себя абсолютным нулем, как ты учила. Мне все больше кажется, что я клевый парень». «А что в тебе клевого?» — уточнила Менделеева. «Что-то неуловимое, — сказал Константин. — Как будто какая-то странная сила играет во мне. Я иду по улице и чувствую в себе какую-то новую мелодию, будто я джазовый музыкант, торчащий на кокаине, а мое тело инструмент, на котором я делаю музыку. И я вижу, что окружающие это тоже видят. Я улыбаюсь им, даже подмигиваю, и они соглашаются мне подыгрывать в любой импровизации. Что это со мной? Ты учила меня сохранять ощущение собственного нуля, а у меня, кажется, начинается мания величия. Как быть?». «Разве я обещала, что в состоянии нуля тебе будет плохо?» — спросила Менделеева. «Хочешь сказать, что мои ощущения нормальны?» «Конечно. Энергии в мире море. Цветы расцветают и птицы поют. Разве ты хуже цветов и птиц? Почему бы тебе не цвести и не петь?» «Но если я нуль?» «Фишка в том, что когда ты нуль, ты теряешь автономность и тебя наполняет сила стихий» «То есть все правильно?» «Да. До тех пор, пока тебе не покажется, что ты сам по себе что-то представляешь, отдельно от всего. Ты сразу закроешься и быстро выдохнешься»
Константин не хотел выдыхаться. Менделеевой он доверял намного больше, чем себе, поэтому повторял про себя, что он нуль, постоянно, даже когда очень не хотелось обрывать эйфорию этой прозаичной мыслью. Константин напоминал себе больного, который вынужден пить горькую и тошнотворную микстуру перед каждым приемом пищи, то есть каждый раз, когда ему приносят на подносе очередной деликатес. Повара, как назло, издевались над беднягой, украшая блюда все лучше и лучше и смущая его волю аппетитными ароматами. Конечно, больному приходила в голову мысль пропустить хотя бы один прием лекарства и насладиться вкусом изысканного блюда без горечи во рту и тошноты. Однако, больной доверял своему врачу, а врач предупредил, что он болен смертельно, поэтому вопрос «пить или не пить» был снят с повестки дня как риторический, и его рука послушно тянулась за пузырьком с гадким, но спасительным зельем каждый раз, как только в глазах женщины, одной из женщин его мечты, загоралось восхищение. А потом восхищение в глазах женщин загоралось все чаще и чаще. Константину приходилось повторять мантру постоянно, это делало его рассеянным и отрешенным во время разговоров, женщины переживали, а Константин не знал, как им помочь. Пока не решился однажды произносить эту мантру вслух.
«Я совсем не то, что ты думаешь, — стал говорить он. — Во мне нет ничего замечательного. Правда. Все, что ты видишь, это твоя иллюзия. Мираж, который ты рисуешь для себя, потому, что тебе хочется быть влюбленной. Быть влюбленной — это удовольствие. Когда возлюбленный рядом — это кайф. Секс с любимым — это экстаз. Взаимная любовь — это счастье. Мне нравится, что тебе хорошо со мной, но я хочу быть честным. То, что ты любишь, не имеет ко мне никакого отношения. Я самый обычный, я совершенно заурядный человек. Если совсем откровенно, я полный нуль. Приглядись ко мне, прислушайся к себе, и ты увидишь, что это правда». В первый момент, услышав такие речи, женщины расстраивались. И даже обижались. Им казалось обидным, что их любовь отвергают с помощью примитивных отмазок. А их нежную мечту пытаются раздавить, наступив грубым сапогом. Однако потом, когда гнев и обида отступали, женщины начинали видеть, что Константин говорит искренне, и им мерещилась в его словах боль. «Он так любит меня, — рассуждали женщины, — что считает себя недостойным». Это стало давать совершенно необыкновенные, неожиданные, непостижимые результаты. «Скажи, Менделеева, — шепотом спрашивал Константин, словно речь шла о великой тайне. — Почему самоуничижение вызывает в женщине такой прилив страсти? Ведь я искренне сообщаю ей, что я ничтожество. Разве женщины не любят уверенных в себе мужчин? Мужчин-победителей?» «Любят, — отвечала Менделеева. — Поэтому им так нравится та смелость и та независимость, которую ты демонстрируешь, сообщая то, что все люди знают о себе на бессознательном уровне, но боятся осознать, а тем более сообщить другому. Для человека жадно хватающегося за свою самооценку, некто, отбрасывающий ногой пищу для самолюбия представляется титаном духа. И такой некто действительно силен, по сравнению с ним».
«А кроме того, — говорила Менделеева. — Если женщина уже влюблена, если она уже понюхала этот порошок счастья — самый эффективный стимулятор в мире, она рассматривает подобные доводы как дополнительный лимит кайфа. Ты бросаешь ей вызов, предлагая доказать тебе своей любовью, насколько ты замечательный и незаурядный. По большому счету ты даришь ей ключи от целого склада, где хранится ее вожделенный наркотик»
Продолжение в следующем номере
© Марина Комиссарова
© 2009—2023 Марина Комиссарова